Иметь такого человека, как Херберт, непосредственно на месте было замечательно. Но, с одной стороны, Роджерса беспокоило, что тот может предпринять в отсутствие сдерживающей силы в лице Пола Худа, хотя с другой – его приводили в восторг перспективы работать с Бобом, который спущен с поводка.
Если кто– то и способен, убедить на собственном примере вложить деньги в многострадальную программу по развитию агентурной разведки, то Херберт был именно таким человеком.
Вскоре после звонка Эдди пришла Лиз Гордон. Она начала докладывать генералу о психологическом состоянии бойцов “Страйкера”. Майор Шутер привнес в Куантико своеобразный шарм 89-го авиадесантного полка – точнее, как она сказала, полное отсутствие такового – и тренировал подразделение по книжке.
– Но это и хорошо, – сообщила она. – Подполковник Скуайрз имел склонность слишком все смешивать. Порядки, заведенные Шутером, помогут людям смириться с тем, что сегодня дела обстоят иначе. Они здорово переживают, и многие наказывают себя изнуряющими тренировками.
– Наказывают за то, что считают, будто бы они подвели Чарли? – уточнил Роджерс.
– Это и еще чувство вины. Синдром выжившего. Они живы, а он нет.
– Как их убедить, что они сделали все от себя зависящее?
– Никак. Им понадобится время и перспективы. Обычное дело в подобных случаях.
– Обычное, – грустно согласился Роджерс, – но каждый раз совершенно непривычное для людей, которые сталкиваются с этим непосредственно.
– И это тоже, – согласилась Лиз.
– Практический вопрос, – сказал Роджерс. – Готовы ли они к службе, если это нам понадобится? Лиз на время задумалась.
– Сегодня утром я немного понаблюдала, как они работают. Никто не отвлекался, и, если не считать массы злой энергии, выглядят они отлично. Но мне хотелось бы уточнить оценку. Сегодня утром они занимались механически, выполняя повторяющиеся упражнения. Как они поведут себя под огнем, я гарантировать не могу.
– Лиз, – слегка раздраженно сказал Роджерс, – это те самые гарантии, которые мне и нужны.
– Простите, – извинилась она. – Вся шутка в том, что меня не беспокоит, а не испугаются ли “страйкеры” как-то поступить. Наоборот. Меня волнует, что они предпримут что-то лишнее – синдром противодействия чувству вины. Они станут рисковать собой, чтобы наверняка не ранило кого-то еще, чтобы то, что случилось в России, наверняка не повторилось.
– Есть еще что-то, что вас бы особенно волновало? – спросил Роджерс.
– Мне кажется, Сондра Де Бонн и Уолтер Папшоу наиболее этому подвержены.
Роджерс постучал пальцем по столу.
– У нас есть планы на операцию для команды, костяк которой составили бы семь человек. Наберу я столько, Лиз?
– Вероятно, да. Скорее всего, по крайней мере столько вы имеете.
– Мне от этого не легче.
– Понимаю, но прямо сейчас я просто не могу вас как-либо обнадеживать. Во второй половине дня я собираюсь провести индивидуальные беседы с некоторыми из “страйкеров”. После этого я смогла бы сказать вам больше.
В дверь постучал Даррелл Маккаски, и генерал сказал, чтобы тот заходил. Офицер связи уселся перед столом и раскрыл переносной компьютер.
– Хорошо, – обратился Роджерс к Лиз. – Если будете в ком-то неуверены, дайте им увольнительные. Я позвоню Шутеру, пусть вызовет с базы Эндрюз человека четыре или пять из второго состава. Если придется, он сможет подтянуть их по ключевым позициям и ввести в строй.
– Я пока воздержалась бы от того, чтобы кого-то привозить на подмену, – не согласилась Лиз. – Не хотите же вы окончательно деморализовать людей, которые стараются преодолеть свое горе и чувство вины.
Роджерс любил и уважал своих “страйкеров”, но не был уверен, что позиция Лиз окажется наилучшей. В шестидесятые годы, когда он был во Вьетнаме, всем было наплевать и на горе, и на синдромы, и Бог знает на что там еще. Твой товарищ погибал в джунглях, а ты просто делал все возможное, чтобы вывести к черту подальше оттуда свой взвод, накормить его, дать поспать, дать поплакать и на следующее утро снова выйти на патрулирование. Ты мог, все еще плача, наносить как можно больший урон противнику, но ты по-прежнему находился там, со своей М-16 в руках, и был готов к действию.
– Нормально, – резко ответил Роджерс. – Вспомогательный персонал может запросто тренироваться и в Куантико.
– И еще одно, – продолжила Лиз. – Мне не очень-то нравится ваша идея с отпусками. Для них это было бы все равно, что уйти в самоволку. Тем более что и при меньших утратах люди ощущают на себе клеймо. Я бы лучше обратилась к доктору Мазуру, пусть он обнаружит, что у них неполадки со здоровьем. Что-нибудь такое, чего они сами проверить не смогут, например анемия. Или, может быть, какая-то зараза, которую они подхватили в России.
– Господи! – воскликнул Роджерс. – Чем я тут занимаюсь, руковожу детским садом?!
– В определенном смысле это именно так, – запальчиво ответила Лиз. – Я не хотела бы давить, но в нашей взрослой жизни мы во многом поступаем в соответствии с нашими детскими потерями и ранами. И это особенно проявляется во время стрессовых ситуаций и страданий – одинокий ребенок внутри нас. Майк, вы бы послали пятилетнего ребенка в Россию? Или Корею?
Роджерс провел по глазам тыльной стороной руки. Сначала нянчиться, теперь еще врать и играть со своими людьми в какие-то игры. Но не он, а она была психологом. И генералу хотелось сделать все, чтобы было лучше для команды, а не для Майка Роджерса. Честно говоря, если бы зависело от него, он бы всыпал неслуху, и на этом бы все благополучно закончилось. Однако подобное понимание отцовства тоже отошло, как и шестидесятые годы.